1) Прежде всего — о главном. Политический кризис в Казахстане имеет не просто экономические корни, он тесно связан с общим кризисом, переживаемым системой неолиберального капитализма на глобальном уровне. В этом смысле волнения в Алматы и в Амстердаме, произошедшие почти одновременно, имеют одну и ту же объективную природу. Кстати, показательно, что повод к восстанию в Казахстане — рост цен на топливо — был фактически тот же самый, что три года назад спровоцировал выступления «желтых жилетов» во Франции. Но понятно, что, во-первых, демократии Запада являются более гибкими и в силу этого более устойчивыми к социально-политическим кризисам, а во-вторых, именно периферийные страны, выступающие поставщиками сырья, такие как Россия и Казахстан, в наибольшей степени уязвимы. В 2000-е годы они очень хорошо вписались в систему, но сейчас эту систему трясет. А иллюзия российских и белорусских чиновников, будто с объективными экономическими и общественными процессами можно справиться с помощью репрессий, лишь усугубляет дело.

2) В Казахстане не удастся повторить репрессивную нормализацию по образцу Беларуси и России. Силовой блок власти в Казахстане гораздо менее развит и слабее организован. Его хватало на жестокие точечные акции устрашения, как в Жанаозене в 2011 году, но для масштабного подавления народного восстания на территории всей страны у него сил просто нет. А население Казахстана не имеет нелепых иллюзий относительно того, что надо вести себя как в воображаемой Европе (дарить цветы полицейским, ходить с фонариками и снимать обувь, залезая на скамейки). Казахстанцы ведут себя так же, как реальные, а воображаемые европейцы — дерутся с полицией, блокируют дороги, захватывают административные здания.

3) В результате события уже вышли на совершенно иной уровень, чем в Белоруссии в 2020 и в России в 2011 или 2020 годах. В ночь с 4 на 5 января захвачена администрация Алматы, система государственного управления рушится, полиция покидает улицы, власти уже публично объявляют об уступках, в том числе и политических (смена правительства). Разумеется, это лишь попытка тянуть время и избежать более радикальных перемен, но точка невозврата уже пройдена. У правительства не остается вариантов, кроме использования армии, но применять военных в качестве полицейской силы крайне рискованно. Они для этого не годятся. Солдаты и младшие офицеры уже переходят на сторону народа, а генералы могут начать ставить политикам свои условия и тянуть одеяло на себя. И то и другое лишь усугубляет кризис режима. Как только революционный процесс достигает такой фазы, раскол в элитах становится политически неизбежным. А потому сценарии контролируемого умиротворения выглядят маловероятными. В Казахстане элита менее консолидирована, чем в Белоруссии и менее запугана, чем в России. Потому каждая группировка будет пытаться реализовать свою повестку, а массы на улицах будут выдвигать всё новые требования.

4) Протест не сводится к уличным выступлениям. К восстанию присоединился рабочий класс. В Белоруссии именно забастовки почти переломили ситуацию, и если бы либеральные лидеры протеста, как и в России, не попытались там завершить дело переговорами, на которые власть не пошла, обнаружив слабость этих людей, ещё неизвестно, чем бы дело кончилось. Насколько в Казахстане рабочее движение сможет сыграть самостоятельную роль, пока непонятно. Но огромное преимущество казахских выступлений, как ни парадоксально, в слабости оппозиции. Традиционный сценарий «слива» протеста либеральной оппозицией пока не просматривается. Улицы и цеха будут выдвигать собственных лидеров. Справятся ли они со своей ролью? Это не очевидно. Но надо помнить, что низовая солидарность в казахском обществе куда сильнее, чем в России. Причем она основана не только на классовых, но и на семейных, клановых и регионально-земляческих связях (о чем справедливо напомнил Максим Шевченко в своём комментарии к моему посту в ТГ). Однако в данном случае эти факторы скорее усиливают друг друга. «Чистая» классовая борьба и «чистая» пролетарская революция могут существовать только в мозгах идеологов-дилетантов из домашних марксистских кружков.

5) До недавнего времени Казахстан, с точки зрения российской элиты, выглядел идеалом стабильности и порядка. И тамошний псевдо-транзит представлялся умеренной части кремлевских начальников образцом (именно под этот сценарий готовился первый вариант поправок в конституцию, который Путин сорвал, организовав внезапное «обнуление»). На самом деле подобные сценарии и ранее существовали в основном в головах экспертов и консультантов, суетящихся вокруг президентской администрации. Но теперь можно с уверенностью говорить, что после казахского восстания в России нет даже теоретических поводов говорить о каком-то «транзите». Путин свой пост покидать не собирается по крайней мере, до тех пор, пока физически может стоять на ногах и говорить. Любые дискуссии теперь будут пресечены как подрывные. «Вы что, хотите как в Казахстане?»

6) События, происходящие в Казахстане, окажут на Россию непосредственное влияние. И не только потому, что значительная часть общества смотрит сейчас на своих бывших сограждан из соседнего государства с восхищением и завистью, но и потому, что Россия, Белоруссия и Казахстан переживают на самом деле один и тот же общий кризис. И дело не только в схожести режимов, на которую указывают либеральные политологи, а в том, что все они вместе занимают одну общую нишу в глобальном разделении труда, созданном неолиберализмом. Потому глубинные процессы по необходимости оказываются схожими, несмотря как раз на очень значительные различия между политическими режимами. Репрессии, разворачивающиеся в Беларуси и у нас, порождены не зловредным характером Путина или Лукашенко, а безвыходностью социально-экономической ситуации. Ситуация в Казахстане показала, сколь иллюзорными могут быть надежды поддерживать стабильность режима в подобных обстоятельствах.

7) Режим, считавшийся образцом авторитарной стабильности, строившийся годами, тотально контролировавший медиа-пространство, успешно избавившийся даже от жалких попыток сформировать нечто вроде оппозиции, рушится на глазах. Всего два дня массовых выступлений потребовало, чтобы возводившееся с таким старанием здание начало сыпаться. И это относится не только к Казахстану. Географическое расширение политического кризиса — лишь вопрос времени. Российское общество является не только более запуганным, но и существенно более разобщенным. А потому повторение здесь казахстанского сценария в чистом виде маловероятно. Но это не значит, будто правящим кругам удастся удержать контроль над ситуацией. Для этого у них просто нет ни ресурсов, ни времени, ни способностей (za: rabkor.ru)

Казахстан восстал! (Айнур Курманов и Ельмар Рустамов)